Оба повернулись к Конопатому.
— А у тебя есть имя? — спросила Алли.
Тот потупился.
— Ага. Но вам не скажу.
Алли отвернулась от него — пацан уже начал действовать ей на нервы — и вновь обратилась к Нику:
— Должно быть, нас выбросило при столкновении, и мы слетели с этого обрыва. Ветки смягчили падение. Пошли, нам надо вернуться на шоссе!
— А что вы там забыли? — спросил Конопатый.
— Они же волнуются! — воскликнул Ник. — Мои родители наверняка ищут меня!
И тут у Алли вдруг возникла одна мысль. Уж лучше бы не возникала.
— А может, и не волнуются, — сказала она. — Если авария очень тяжёлая…
Она не решилась договорить, и это за неё сделал Ник:
— …то может статься, что только мы одни и остались в живых!
Алли опустила веки, пытаясь отогнать подальше саму мысль об этом. Авария была действительно страшной, это несомненно, но если им удалось выйти из неё без единой царапины, то ведь может статься, что и её папе повезло не меньше? В наше время делают такие автомобили — зоны смятия, защитные балки, воздушные подушки со всех сторон, — что в них безопасно, как в танке.
Ник принялся бродить туда-сюда, погрузившись в мрачные раздумья.
— По-моему, наше дело плохо. Просто из рук вон плохо.
— А я уверена — с ними всё в порядке, — сказала Алли и повторила, как заклинание: — Я уверена… всё в порядке…
А Конопатый расхохотался:
— «Остались в живых»! Вот потеха!
Ничего себе, нашёл время смеяться. Алли с Ником в бешенстве воззрились на пацана.
— Да кто ты такой? — осведомилась Алли. — И что здесь делаешь?
— Ты видел, как произошла авария? — присоединился к допросу Ник.
— Нет. — Пацан выбрал для ответа только вопрос Ника. — Но я услышал её. И сходил посмотреть.
— И что же ты увидел?
Пацан пожал плечами.
— Много чего.
— Другие люди в машинах — что с ними?
Конопатый отвернулся и сердито пнул ногой камешек.
— Да какая вам разница? Они сейчас либо поправились, либо ушли куда надо. Вам-то что? Всё равно ничего не можете поделать. Так что лучше забудьте и всё. О-кей?
Ник в отчаянии вскинул руки вверх:
— Что за дурдом! Чего мы вообще стоим и треплемся с этим пацаном, когда надо подняться на дорогу и узнать, что там такое!
— Успокойся и не ори!
— Я спокоен, как железобетон, и не думаю орать! — заорал Ник.
Алли чувствовала: во всей сложившейся ситуации было что-то очень не так. И центром этой «нетакости» был веснушчатый пацан в непонятной одежде.
— Ты можешь отвести нас к себе домой? Мы бы смогли оттуда позвонить в полицию.
— У меня нет телефона.
— Вот ёлы-палы! — рявкнул Ник.
Алли налетела на него:
— Слушай, лучше заткнись, а? От твоих воплей никакого толку!
Она снова смерила конопатого пацана долгим, изучающим взором. Одежда… Манера держаться, разговор… Хм. И что это он там такое сказал… Главное, не что сказал, а как он выразился: «Я здесь живу, а теперь и ты тоже будешь здесь жить!» Если её подозрения правильны, то положение ещё более странно, чем ей до сих пор казалось.
— Так где ты живёшь? — спросила она пацана.
— Здесь.
Такой вот короткий всеобъемлющий ответ.
— И давно ты «здесь»?
Уши Конопатого побагровели.
— Я… я не помню.
Ник подошёл поближе. Услышанное заинтересовало его настолько, что он забыл про свою досаду.
— А как твоё имя? — продолжала выспрашивать Алли.
Мальчишка даже не решился посмотреть ей в глаза. Он потупился и помотал головой:
— Оно мне не было нужно. Долго-долго. И я его потерял.
— Вот это да… — протянул Ник.
— Ага, — согласилась Алли. — Ещё какое «вот это да».
— Да нет, ничего, — отозвался Конопатый. — Я привык. И вы привыкнете. Всё вовсе не так плохо.
В душе Алли бушевало столько разных эмоций — от страха и злости до уныния и тоски, но к этому мальчишке она испытывала только жалость. Каково это — такому маленькому и одинокому затеряться в лесу на долгие годы, боясь покинуть привычное место?
— Ты помнишь, сколько тебе было лет, когда ты попал сюда? — спросила она.
— Одиннадцать.
— Хм-м, — промычал Ник. — Как по мне, так ты всё ещё тянешь только на одиннадцать.
— Так и есть, — подтвердил пацан.
Алли решила назвать веснушчатого мальчишку Любистком, поскольку они встретились с ним в лесу. Услышав своё новое имя, мальчик так разрумянился, будто Алли его поцеловала.
Любисток повёл их по крутой гранитной скале вверх, на шоссе. Он карабкался как заправский альпинист, хотя куда там многим альпинистам до него — такие он выделывал трюки! Алли умирала от страха, но старалась не выказывать его и упорно лезла вверх. Впрочем, Ник ныл за них обоих:
— Я даже по шведской стенке не могу нормально вскарабкаться, вечно весь в синяках! На кой, спрашивается, остаться в живых в автокатастрофе, чтобы потом сорваться со скалы и разбиться насмерть? — И так далее, и тому подобное.
Наконец они добрались до шоссе, но не обнаружили почти ничего, что говорило бы о произошедшем здесь несчастье. Всего лишь несколько мелких осколков стекла и кусочков металла. Это хорошо или плохо? Ни Алли, ни Ник не знали, что и думать.
— Здесь, наверху, всё иначе, — сказал Любисток. — В смысле — не так, как в лесу. Вам лучше спуститься вниз, со мной.
Алли не обратила внимания на его слова и ступила на обочину дороги. Почва под ногами мягко подалась. Смешно. Как будто это вовсе не земля, а поролоновая губка. Девочка видела дорожные знаки, на которых было написано «Мягкая обочина». Так вот что, оказывается, имелось в виду.