Звук разлетающегося стекла, скрежет рвущегося металла… Она полетела вперёд, ударилась о ветровое стекло, а в следующий момент оно уже оказалось у неё за спиной…
…и однако это не было в точности как при той, прежней, роковой аварии, потому что, оглянувшись, Алли увидела бегунью: та по-прежнему сидела на водительском месте, перед ней вздулась воздушная подушка. Потом девушка выбралась из машины — перепуганная, вся в синяках, но очень даже живая.
Только теперь Алли сообразила, что происходит. Удар выбил её из тела девушки, она снова стала чистым духом и, оказавшись на капоте «порше», стремительно проваливалась сквозь него.
В отчаянии она попыталась ухватиться за что-нибудь, но всё вокруг принадлежало миру живых — уцепиться было не за что. Алли ощутила внутри себя жар, когда её тело опускалось сквозь разогретый мотор, а в следующую секунду, выпав из нависающего над краем моста автомобиля, она уже пронзала толщу воздуха на пути вниз.
— О нет! О нет!
Она даже не почувствовала разницы между воздухом и водой, заметила только, что освещение изменилось. Падение нисколько не замедлилось. А вскоре голубоватый свет, пробивавшийся сквозь воду залива, сменился угольной чернотой — Алли достигла дна. Она почувствовала, как её тело сначала наполнилось илом, затем, когда она достигла скального основания — камнями. Плотность Земли чуть замедлила её падение, но не достаточно. Не достаточно! Она тонула, шла вниз, и ничто не могло её спасти.
Камень в сердце, камень во всём теле. Скоро станет горячо — она достигнет магмы; но пройдёт ещё много, много лет, прежде чем она окажется в гравитационном центре, а тогда начнётся ожидание конца света. Алли была обречена.
Но тут она почувствовала, как что-то схватило её за руку. Что? Что это?! Она ничего не видела, её окружала каменная тьма, но голос, приглушённый и неясный, сказал:
— Держись за меня! Не отпускай!
И к своему изумлению, Алли услышала, как заржала лошадь.
Что до междумирных монет, то в одной из книг Мэри Хайтауэр есть только вот это упоминание о них:
«Они не блестят, не сияют, в них нет и следа благородных металлов. Эти так называемые «монеты» не представляют собой ни малейшей ценности, так — бесполезные железяки, достойные только того, чтобы быть выброшенными из кармана вместе с прочим мусором. А ещё лучше — опусти монетку в фонтан, на счастье».
По настоянию Мэри они вернулись в Атлантик-Сити, чтобы подобрать Вари, но его нигде не было. Под конец поисков Мэри решила, что с ним, наверно, стряслось что-то страшное: он либо упал с мола, либо его захватила вернувшаяся команда МакГилла и забрала с собой в море. «Сульфур Куин» тоже исчезла.
Мэри могла бы пуститься на поиски танкера, но того не видно было даже на горизонте, и ничто не указывало, в каком направлении он ушёл. Так же как и тогда, когда Ник и Любисток угодили в плен к Проныре, Мэри обязана была поставить интересы своих детей выше личных. На борту дирижабля находилась тысяча Послесветов, и её долг был в первую очередь позаботиться о них. Исчезновение Вари тяжёлым камнем легло на душу Мэри. Она во всём винила себя и только себя.
Опечаленная, она сдалась и приказала Спидо поднять «Гинденбург» в воздух. Когда дирижабль взял курс на север, Мэри отправилась в свою каюту (у неё на воздушном корабле была отдельная каюта), закрыла дверь, легла на койку и заплакала. А после этого она сделала то, чего уже долгие годы не могла себе позволить: закрыла глаза и уснула.
Ник, в противоположность ей, не спал. Он совершенно измотался, был эмоционально опустошён. Ему, как никому другому, следовало бы хоть немного отдохнуть, но он не мог — слишком многое ему необходимо было обдумать.
Было кое-что, чего он никак не мог постигнуть, нацепить соответствующую этикетку и уложить на полочку. Юноша знал, что не успокоится, пока не поймёт, чтó его заботит.
Он забрался под самый верх корабля и уселся там на подвесном мостике. Перед ним стояло ведро с монетами, доверенное ему Мэри.
Здесь его и нашёл Любисток. Мальчик присел рядом.
— Знаешь, а они ведь мои, — сказал он. — Это я их нашёл.
— Я думал, тебе больше нет дела до таких вещей.
— И правда, нет, — подтвердил Любисток. — Я просто так говорю.
Ник выудил из ведра одну монету. Она была стёрта до такой степени, что ничего не возможно было разобрать — ни из какой она страны, ни в каком году отчеканена. И все остальные были не лучше. Такой же была и та монетка, что он когда-то нашёл в своём собственном кармане — он бросил её в фонтан, загадав желание. Забавно — выходит, и у Мэри, и у МакГилла была своя коллекция монет…
Держа на ладони холодную монетку, Ник вдруг почувствовал что-то странное. Он мог бы поклясться, что от монеты исходит какой-то ток… Электрический разряд…
И тут в его голове начало проясняться. К нему постепенно приходило понимание. Ник инстинктивно почувствовал: здесь кроется что-то поистине великое и очень-очень важное. Он зажал монетку между большим и указательным пальцами.
— Тебе известно, — обратился он к Любистку, — что монетки кладут покойникам на глаза?
— Зачем? Боятся, что веки случайно поднимутся, и народ перепугается и начнёт кричать?
— Нет. Это старинное поверие. Люди когда-то думали, что мёртвые должны платить за то, чтобы перейти в мир иной. Древние греки даже верили, что мёртвых перевозит через реку смерти лодочник — и ему надо заплатить за труд.
Любисток безразлично пожал плечами.